Ник стоял на крыше одного из самых высоких зданий города и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Внизу расстилалось море плоских серых крыш, рассекаемое темными полосами дорог, перемежающееся кое-где пятнами зелени, подернутое серой дымкой утреннего тумана вперемешку с городским смогом. Над этим всем стоял он сам – душа и мысль всего того, что было создано руками людей... А еще выше было небо. Бесконечное, грозное небо, всегда поражающее своей необъятностью и глубиной. Ник знал, что где-то там, за гранью этого лазурного пространства, простирается еще более необъятный космос, испещренный светилами, составляющими созвездия, галактики и туманности, и что-то, наверное, есть и за пределами Вселенной – только никто не знает, что. Наверное, когда-нибудь люди и это будут знать, ведь еще не так давно они верили, что Земля плоская, а небо – твердый купол, накрывающий ее сверху. Ник тоже когда-то так думал, когда был еще маленьким хранителем одной Богом забытой деревни, он верил всему тому, чему верили населяющие ее крестьяне. Еще не сознавая себя, сначала он был лишь частью людских стремлений и желаний, частью их любви к родному краю. Он оберегал ребятишек, ходивших по ягоды и грибы, сгонял коров в стадо, пока ленивый пастушонок спал, пригревшись на солнышке, вместе с крестьянами молился, чтобы был хороший урожай. Когда лето было солнечным, а осень теплой, он радовался и мечтал, чтобы так было всегда… И он никогда не думал, что станет мегаполисом.
Просто однажды пришли странные люди с умными лицами и стали проводить какие-то замеры на местности, делать расчеты и записывать их в толстые тетрадки. А потом они сказали, что здесь будет мост, по которому пройдет железная дорога, которую они называли Транссибирская магистраль.
Ник никогда не видел ни железной дороги, ни больших мостов. Он даже не представлял себе, что реку, которую он боготворил, можно сковать камнем и металлом. И уж подавно не мог представить, что она станет ЕГО рекой. У него было несколько ручьев, и он гордился ими, через них деревенские наводили хлипкие мостики, и это забавило и Ника, и сами ручьи – их не тяготило легкое дерево, они даже были рады странной людской забаве. Но Обь… Обь всегда грустно молчала, она была такой невероятно могучей, величественной, непостижимо прекрасной. Она с достоинством несла свои глубокие воды куда-то на север, в холод и снег, и Ник знал, что у реки есть какая-то большая печаль, о которой никто не догадывается. Он часто робко подходил к кромке воды и смотрел на реку, пытаясь услышать ее голос, узнать о ее мыслях. Но река никогда не говорила с ним…
Люди разбили рядом с его деревней большой рабочий поселок. День за днем они трудились, сражаясь с рекой, возводили мощные каменные опоры. Время шло, и Ник начал верить, что они добьются своего: он все яснее и яснее видел, как люди покоряют реку, и понимал, что она признала их силу. Он стал восхищаться умными инженерами и сильными рабочими, стал восхищаться приспособлениями, которые помогали им в их труде. Их мечта о мосте стала и его мечтой…
И однажды эта мечта осуществилась: по железнодорожному мосту прошел первый состав.
С этого момента жизнь Ника изменилась. Вокруг моста становилось все больше и больше людей, они строили дома, харчевни, сараи и мастерские, его деревня постепенно слилась с рабочим поселком, потом с еще одним поселком по соседству… Хранители деревень исчезали, выполнив миссию своей жизни, превращались в других духов. Но Ник продолжал жить. Видимо, он настолько проникся идеей строительства моста, идеей развития этого места, что стал намного сильнее и обрел новую цель и новое предназначение… И однажды он услышал свое имя.
- Слыхали, мужики, новость-то? – бородатый мужчина весело подмигнул соседям, собравшимся воскресным вечером за бутылкой самогона. – Мы теперь городом будем! В честь царя-батюшки, Новониколаевском назвали.
«Новониколаевскъ… - медленно проговорил про себя Ник. – Я – город!»
Прошло уже больше ста лет с тех пор, как маленький Никошка узнал, как его зовут. После революции ему пришлось сменить имя: все, что напоминало о царской власти, беспощадно уничтожалось. Власть Советов не казалась городу чем-то лучшим, ему было все равно… От людей он узнавал, что не одному ему пришлось поменять имя: Питер, например, менял даже несколько раз. Ник лишь пожимал плечами: Новосибирск звучало куда более гордо, чем Новониколаевск. И он был даже рад, что после перестройки ему позволили оставить это имя, в то время как другим городам возвращали прежние.
В целом он был доволен своей жизнью. За короткое время он стал третьим по численности после Москвы и Санкт-Петербурга, и его нисколько не волновало, что гордые столицы отказывались считать его ровней себе. Ему хватало титула «столица Сибири», и он гордился тем, что имел, не замахиваясь на большее. С годами он становился все сильнее, в его характере стала появляться надменность, присущая только городам-миллионерам, но во многом он сохранял детскую наивность и непосредственность – ведь ему было только 113 лет. В общем, Новосибирск был по-своему счастлив…
Одна только его мечта была и всегда будет оставаться невыполнимой. Ник мечтал о путешествиях.
Всю жизнь он рос рядом с поездами, на железнодорожном узле, всю жизнь провожал их любопытным взглядом, слушал рассказы иногородних, узнавал последние новости о других городах. Если Ник хорошо прислушивался, он мог расслышать их голоса – почти по всей территории России – но никогда не видел их. И это заставляло его грустить.
«Почему я не могу отправиться куда-нибудь, хотя бы ненадолго? – думал он, запрокинув голову и глядя в бесконечное холодное небо. – Хотя бы на недельку? У всех есть каникулы и отпуска, которые люди могут проводить, как хотят. И только я умру, если пересеку границу своей области».
Строго говоря, ему не рекомендовалось переступать и черту города, но с некоторым трудом он все же мог это сделать. Когда Ник слишком уставал от пыли, бензина и суеты, он улетал за город и качался на ветках сосен или берез, скользил по глади мелких речек. Но за границей области его ждала смерть.
«Господи, - обратился Ник к молчаливому небу, - зачем Ты дал мне душу и разум? Ведь я – город, я всего лишь совокупность домов и людей. По крайней мере, так думают сами люди. Они ходят по улицам, ругаются, говорят, что я – серость и посредственность, при этом забывая, что сами создали меня таким. Кто-то из них любит меня, кто-то ненавидит, кому-то все равно… Но сколько раз за последние годы я слышал, чтобы ко мне обратились, как к живому существу? Ведь Ты для чего-то дал мне сердце, которое может любить и страдать так же сильно, как и человеческое. Дал мне душу, в которую тоже можно плюнуть. Зачем?»
Ник закрыл глаза и опустил голову. Такие моменты слабости случались с ним нечасто, но сегодняшний восход солнца словно зацепил какую-то натянутую до предела струну в его душе, и горькие мысли и чувства наполнили все его существо.
Зачем он живет на земле? У всего есть какая-то цель. Он был хранителем деревни, чтобы потом стать хранителем города. И сейчас он обрел способность к материализации, чтобы…
«Может быть, это все было для того, чтобы я смог поговорить с ними, - подумал он. – С Линой, Кроно, Эдвардом… А может – для того, чтобы Лина смогла поговорить со мной. Она ведь всегда так этого хотела, она верила мне, шла увидеться со мной, когда ей было плохо. Но я никогда не мог ей ответить, хотя порой так этого хотел… А теперь, когда я могу разговаривать с ней хоть каждый день, меня что-то удерживает и смущает. Может, то, что в ее жизни появился Кроно, который для нее стал важнее меня?..»
Ник усмехнулся своим мыслям. Ему раньше не приходило в голову ревновать Лину к кому-либо, кроме городов. Вот тут уж его ревность была яростной и жестокой: если Лина уезжала куда-нибудь надолго, а потом возвращалась с любовью к другому городу в сердце – тогда ей приходилось плохо. В буквальном смысле слова. При въезде в черту города Новосибирск выплескивал на нее всю свою обиду, ярость и боль, и Лина чаще всего еле доползала до дома с приступом невралгии. В худшем случае ее начинало тошнить.
Но то были города… Впрочем, Кроно был тоже не совсем человеком, а точнее – совсем не человеком. Но какие могли быть у Ника основания для ревности? У Кроно была Розетта, у Лины – парень по фамилии Анзин, живущий где-то на Украине. Вроде бы, между этими двоими ничего не было и быть не могло.
Ник задумался. Действительно, какой-то бред. Почему же, когда он тогда увидел их вместе, его так больно кольнула в сердце обида? Наверное, из-за того, что теперь Кроно – ангел-хранитель Лины. И не просто друг, и не возлюбленный – а что-то качественно другое, более глубокое, чего он бы хотел для себя. Кроно занял то место, которое мог бы занять он сам, и именно поэтому Ник ревновал…
«Какие глупости, - на лицо Ника вернулась его обычная холодная усмешка. – Душа этой девушки все равно неразрывно связана со мной и ни с кем другим. В конце концов, я – ее город…».
Солнце окончательно выползло из-за горизонта и быстро поднималось над крышами, заливая их розовато-рыжим светом. Лучи коснулись купола Оперного театра, картинной галереи, засверкали на крестах собора Александра Невского…
…а на верхушке одного из самых высоких зданий в городе, на одной из двух синих зеркальных башенок с желтыми перилами, стоял рыжеволосый мальчик в черной курточке и горячо молился, чтобы Лина Элрик вернулась живой.

***

Лина осторожно спустила одну ногу в люк, из которого несло сыростью и плесенью. Лезть внутрь совершенно не хотелось, и не потому, что там было темно и неуютно… Было что-то еще, от чего ее сердце наполнялось ледяным ужасом и подсознание начинало вопить: «Назад!!!» Девушка сглотнула и сунула в люк вторую ногу, нащупывая перекладину металлической лестницы.
- Кроно, ну что там? – крикнула она в темноту.
- Что-то вроде туннеля. Довольно грязный, но идти можно, если не обращать внимания на запах, - оптимистично отозвался он.
Лина вздохнула и полезла вниз. Перекладины были влажными и грязными, потом она долго оттирала руки. Но внутри было не так жутко, как если глядеть в люк с солнечной улицы... Чувство иррационального страха стало понемногу затихать.
Они медленно пошли вперед, скользя по мокрым склизким плитам и стараясь держаться ближе к стене. Туннель был широкий и прямой, но от него отходило множество ответвлений, что делало задачу поиска более трудной: ведь непонятно было, куда могли свернуть Эд и Розетта, чтобы так заплутать.
- Ты чувствуешь, в какой они стороне? – спросила Лина.
Кроно сосредоточенно молчал, лицо его было очень серьезным.
- Они близко, - ответил он. – И в то же время очень далеко. Я не понимаю!
- А ты чувствовал… такой страх, когда мы лезли сюда? Как будто душу наизнанку вывернули…
Кроно резко остановился.
- Ты тоже почувствовала? Я подумал, мне кажется, и не стал тебе говорить. Но теперь, похоже, сомневаться не приходится – кроме нас тут есть кто-то еще. И у этого кого-то очень нехорошие намерения.
Лине внезапно очень сильно захотелось домой. Чтобы на кухне что-нибудь готовила мама, а она сама сидела за компьютером или с интересной книжкой… И не было никаких канализаций, других миров и чудовищ, которые хотят ее сожрать. Короче говоря, ей стало страшно.
Кроно взял ее за руку и ободряюще сжал. Лина отметила, что он уже не в первый раз это делает, чтобы ее успокоить, и главное – что это помогает. Хотя она вообще не любила, когда ее берут за руки.
- Мне тоже страшно, - просто сказал он. – Так что ничего, если мы будем бояться вместе.
Лина рассмеялась, и весь страх внезапно исчез, расползся по темным углам туннеля. На душе стало гораздо легче и светлее.
- Пусть лучше оно само нас боится, - задорно сказала она. – Еще посмотрим, кто здесь охотник, а кто добыча.
Девушка вытянула вперед руку, и на кончиках ее пальцев возникло бледное сияние. Оно крепло, становилось ярче и ярче, пока не растянулось в длинный тонкий луч, через мгновение ставший уже знакомым Кроно оружием. Лина теперь выглядела совсем иначе: вместо испуганной девочки перед ним была воительница с металлическим блеском в глазах. Казалось, клинок в руке Лины был не просто оружием, а продолжением ее души, ее решительностью, облеченной в металл… Подумав, Кроно решил, что так оно и есть.
Однако поиски легче от этого не стали. У Кроно создавалось такое впечатление, что они ходят кругами, гоняясь за миражом, в то время как их истинная цель находится где-то у них под носом. Это повергало обоих в отчаянье.
Лина села прямо на пол и сжала в руке часы.
- Мы ходим тут уже больше трех часов… - уныло констатировала она. – Таким макаром мы не только девчонок не найдем, но и сами помрем с голоду. Точнее, я помру – ты-то у нас существо астральное.
- Эээ, астральное не астральное, а в этом мире мои возможности все-таки существенно ограничены, - признался Кроно.
- Ну, значит, вместе помрем, уже веселее, - хмыкнула Лина. – Впрочем, мне кажется, что мы просто не то ищем. Мы ищем Розетту и Эдо и подсознательно убегаем от того, что нас пугает. А если попробовать наоборот?
- А в этом есть смысл… Похоже, чтобы спасти принцессу, нужно сначала победить чудовище.
- Правильно, - сказала Лина. В какой, по-твоему, стороне Розетта?
- Вон там, - махнул рукой Кроно. – Кажется.
- Значит, мы пойдем в другую сторону.
Лина и Кроно развернулись и пошли именно туда, куда идти не хотелось больше всего. Что-то поджидало их, таилось в сети темных туннелей. Это что-то было злым и голодным.
Они шли примерно полчаса, и с каждым шагом идти становилось все труднее. Наконец они увидели впереди что-то мерцающее, как будто туннель перегораживал полупрозрачный зеленоватый тюль. Завеса была практически неподвижной и очень пугающей.
- Ловушка, - сказала Лина. – Кажется, дальше начинаются его владения, откуда выхода нет.
- Но где оно само?
- А ВОТ! – заорала Лина, показывая в дальний темный угол. Из темноты к ним метнулось что-то мерзкое, скользкое и очень сильное. Лина успела материализовать свой клинок и закрыть собой Кроно, который среагировал чуть медленнее, что могло стоить ему жизни. Тварь вцепилась в клинок зубами, пытаясь сломать его, и утробно зарычала.
Кроно выхватил из внутреннего кармана большой крест и направил его твари прямо в морду. Из креста вылетел луч чистого голубого света, и чудовище закричало от боли, выпустив оружие Лины и царапая лапами глаза.
В следующую секунду они бросились на тварь с разных сторон, нанося удары одновременно и мощно. Чудовище увернулось от одного, но не успело от второго, снесшего ему лапу.
- Что это такое? – задыхаясь, крикнула Лина.
- Неупокоенная душа! – ответил Кроно. – Ей овладели злые силы, и теперь есть только один путь – уничтожить ее.
- А можно как-то попытаться ее спасти? – Лина увернулась от разъяренного Пустого, который оставшейся лапой хотел оторвать ей голову.
- Боюсь что нет! Я попробую, но, скорее всего, это убьет ее. Прикрой меня!
Кроно встал, выставив перед собой крест, и закрыл глаза. Когда он открыл их, глаза замерцали каким-то нездешним светом, и таким же светом вспыхнул крест в его руке.
- Очистись, - сказал он просто. Никаких заклинаний или молитв – всего одно слово…
Тварь издала дикий крик и рассыпалась прахом.
- Ну вот… Я же говорил, - вздохнул Кроно. – То ли экзорцист из меня никакой, то ли действительно ничего сделать было нельзя.
Лина вздохнула.
- Жаль, что так… что ж, видимо, такова жизнь.
Пройдя буквально несколько метров, за поворотом они обнаружили нечто странное.
Повсюду были крысы. Они плотным ковром покрывали пол и окружали два неподвижных тела, распростертых на изорванном плаще. В телах Лина и Кроно с ужасом узнали донельзя перепачканных Эдварда и Розетту.
- Боже мой, они что, мертвые?! – Лина, распихивая крыс, бросилась к девушкам.
- Нет, - улыбнулся Кроно, подходя ближе, - они просто спят.
- А крысы почему?!
Кроно пожал плечами – крысы уже успели разбежаться. Он опустился на колени рядом с Розеттой и нежно прикоснулся к ее щеке. Святая открыла глаза и с легким недоумение посмотрела на того, кто ее разбудил…
- Кроно! – Розетта вцепилась в его плащ и разрыдалась. – Я уже думала, ты не придешь…
- Ну как я мог не придти, родная? – мягко сказал Кроно. – Я за тобой приду куда угодно, даже в другой мир. Где бы ты ни находилась, я всегда приду, если тебе нужна помощь…
- Прости меня, Кроно, - глухо пробормотала Розетта, уткнувшись в его плечо. – Пожалуйста, прости…
- А могли бы прийти и пораньше, - проворчала Эдо. – Мы тут уже колбасные шкурки жрем, с крысами общаемся!
- Тссс, - оборвала ее Лина. Она смотрела на нежно целующихся Кроно и Розетту.